Русская культура в анекдотах Сергея Довлатова

«Там жили поэты…» — второй альбом фотографа Марианны Волковой с текстами Сергея Довлатова. Первый альбом с историями про писателей, поэтов и других известных людей назывался «Не только Бродский» и вышел в 1988 году в Нью-Йорке. Второй альбом вышел уже после смерти Довлатова. Стихотворение Блока «Поэты», из которого и взято название книги, нравилось Бродскому.

Во-первых, оно читается, как во многом автобиографическое — и для самого Довлатова, и для многих его друзей и современников (которые и мыслились героями этого нового фотоальбома). Затем, при всей внешней браваде этих стихов Блока, они глубоко сентиментальны. Хотя Блок и сообщает о поэтах, казалось бы, ужасные вещи: и пьяницы-де они, и циничные болтуны, и бабники, и рвет их под утро, — на самом-то деле он смотрит на них сквозь романтические стекла. Он их любит. Это качество в высшей степени свойственно и Довлатову.
Марианна Волкова

На «Избранном» — некоторые из этих историй.

Лев Лосев
Лосев приехал в Дартмут. Стал преподавать в университете. Местные русские захотели встретиться с ним. Уговорили его прочесть им лекцию. Однако кто-то из новых знакомых предупредил Лосева:
— Тут есть один антисемит из первой эмиграции. Человек он невоздержанный и грубоватый. Старайтесь не давать ему повода для хамства. Не сосредоточивайтесь целиком на еврейской теме.
Началась лекция. Лосев говорил об Америке. О свободе. О своих американских впечатлениях. Про евреев — ни звука. В конце он сказал:
— Мы с женой купили дом. Сначала в этом доме было как-то неуютно. И вдруг на территории стал появляться зайчик. Он вспрыгивал на крыльцо. Бегал под окнами. Брал оставленную для него морковку…
Вдруг из последнего ряда донесся звонкий от сарказма голос:
— Что же было потом с этим зайчиком? Небось подстрелили и съели?!

Юнна Мориц
Рассказывают, что на каком-то собрании, перед отъездом за границу, Евтушенко возмущался:
— Меня будут спрашивать о деле Буковского. Снова мне отдуваться? Снова говно хлебать?!
Юнна Мориц посоветовала из зала:
— Раз в жизни объяви голодовку…

Анатолий Найман
Звонит Найману приятельница:
— Толечка, приходите обедать. Возьмите по дороге сардин, таких импортных, марокканских… И еще варенья какого-нибудь. Если вас, конечно, не обеспокоят эти расходы.
— Совершенно не обеспокоят. Потому что я не куплю ни того, ни другого.

Евгений Рейн
Женя Рейн оказался в Москве. Поселился в чьей-то отдельной квартире. Пригласил молодую женщину в гости. Сказал:
— У меня есть бутылка водки и четыреста граммов сервелата.
Женщина обещала зайти. Спросила адрес. Рейн продиктовал и добавил:
— Я тебя увижу из окна.
Стал взволнованно ждать. Молодая женщина направилась к нему. Повстречала Сергея Вольфа. «Пойдем, — говорит ему, — со мной. У Рейна есть бутылка водки и четыреста граммов сервелата». Пошли.
Рейн увидел их в окно. Страшно рассердился. Бросился к столу. Выпил бутылку спиртного. Съел четыреста граммов твердокопченой колбасы. Это он успел сделать, пока гости ехали в лифте.

Юз Алешковский
Алешковский уверял: «В Москве репетируется балет, где среди действующих лиц есть Крупская. Перед балериной, исполняющей эту роль, стоит нелегкая хореографическая задача. А именно, средствами пластики выразить — базедову болезнь».

Петр Вайль и Александр Генис
Вайль и Генис ехали сабвеем. Проезжали опасный, чудовищный Гарлем. Оба были сильно выпившие. На полу стояла бутылка виски. Генис курил.
Вайль огляделся и говорит:
— Сашка, обрати внимание! Мы здесь страшнее всех!

Андрей Вознесенский
Какой-то американский литературный клуб пригласил Андрея Вознесенского. Тот читал стихи. Затем говорил о перестройке. Предваряя чуть ли не каждое стихотворение, указывал:
«Тут упоминается мой друг Аллен Гинсберг, который присутствует в этом зале!»
Или:
«Тут упоминается Артур Миллер, который здесь присутствует!»
Или:
«Тут упоминается Норман Мейлер, который сидит в задних рядах!»
Кончились стихи. Начался серьезный политический разговор. Вознесенский предложил — спрашивайте. Задавайте вопросы.
Все молчат. Вопросов не задают.
Тот снова предлагает — задавайте вопросы. Тишина.
Наконец поднимается бледный американский юноша.
Вознесенский с готовностью к нему поворачивается:
— Прошу вас. Задавайте любые, самые острые вопросы. Я вам отвечу честно, смело и подробно.
Юноша поправил очки и тихо спросил:
— Простите, где именно сидит Норман Мейлер?

Владимир Войнович
Приехал из Германии Войнович. Поселился в гостинице на Бродвее. Понадобилось ему сделать копии. Зашли они с женой в специальную контору. Протянули копировщику несколько страниц. Тот спрашивает:
— Ван оф ич? (Каждую по одной?)
Войнович говорит жене:
— Ирка, ты слышала? Он спросил: «Войнович?» Он меня узнал! Ты представляешь? Вот это популярность!

Глеб Горбовский
Встретил я однажды поэта Горбовского. Слышу:
— Со мной произошло несчастье. Оставил в такси рукавицы, шарф и пальто. Ну, пальто мне дал Ося Бродский, шарф — Кушнер. А вот рукавиц до сих пор нет.
Тут я вынул свои перчатки и говорю:
— Глеб, возьми.
Лестно оказаться в такой системе — Бродский, Кушнер, Горбовский и я.
На следующий день Горбовский пришел к Битову. Рассказал про утраченную одежду.
Кончил так:
— Ничего. Пальто мне дал Ося Бродский. Шарф — Кушнер. А перчатки — Миша Барышников.

Евгений Евтушенко
Лет тридцать назад Евтушенко приехал в Америку. Поселился в гостинице. Сидит раз в холле, ждет кого-то. Видит, к дверям направляется очень знакомый старик: борода, измятые штаны, армейская рубашка. Несколько секунд Евтушенко был в шоке. Затем он понял, что это Хемингуэй. Кинулся за ним. Но Хемингуэй успел сесть в поджидавшее его такси.
— Какая досада, — сказал Евтушенко швейцару, — ведь это был Хемингуэй! А я не сразу узнал его!
Швейцар ответил деликатно:
— Не расстраивайтесь. Мистер Хемингуэй тоже не сразу узнал вас.

Из книги Марианны Волковой и Сергея Довлатова «Там жили поэты…»

источник izbrannoe.com